Социальная лингвистика [с таблицами] - Нина Мечковская

Особый статус русского языка манифестирован средствами союзной и республиканской геральдики: 1) на государственном гербе СССР надпись "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" на русском языке выполнена крупнее, чем на языках союзных республик, и размещена в основании герба посередине, в то время как надписи на других языках расположены симметрично слева и справа; 2) гербы всех союзных республик (кроме РСФСР) содержат надпись "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" на двух языках — соответствующей республики и русском.

Юридический спектр подходов к языкам: от наибольшего благоприятствования до запрещения

В некотором многоязычном социуме закон может трактовать существующие языки в качестве языков либо равного статуса, либо неравного. Так, равным статусом по закону обладают четыре основных языка Швейцарии, финский и шведский в Финляндии. Фактически такой закон обязывает государство поддерживать равный статус языков и, следовательно, создавать реальные гарантии для этноязыковых меньшинств.

В Финляндии для признания муниципалитета двуязычным достаточно, чтобы меньшинство составляло 10 % населения. Чиновники муниципалитетов, и одноязычных, и двуязычных, должны в определенной мере владеть обоими языками, а для работы в двуязычном муниципалитете надо в совершенстве владеть основным языком и уметь устно и письменно изъясняться на втором. В средствах массовой коммуникации используются оба языка, при этом число газет и журналов, выходящих на шведском, значительно превышает 6 % шведов в населении Финляндии (см. Гак, 1989, 115–118).

Таким образом, юридическое равенство может означать статус наибольшего благоприятствования для миноритарного языка.

Юридическое неравенство языков далеко не всегда приводит к дискриминации меньшинств. Иногда сам факт упоминания в законе миноритарного языка означает его "легитимность" и готовность государства гарантировать его существование и развитие.

Латвийский закон о языках 1989 г., кроме латышского ("государственного") и русского ("одного из языков межнационального общения"), называет также латгальский и ливский языки[81]. "В Латвийской ССР гарантируется употребление латышского языка, включая говоры и латгальскый письменный язык, во всех областях культуры. Государство также гарантирует сохранение и развитие культуры ливов на ливском языке". Так закон создает юридическую основу для этноязыкового плюрализма.

Предоставление юридических преимуществ одному из языков социума — это нередко акт защиты языка, находящеюгося в кризисе.

Знаменитый пункт Литовского Статута (в редакциях 1566 и 1588 гг.) — А писар земский по руску маетъ литэрами и словы рускими вси листы и позвы писати, и не иньшым языком и словы — был, по мнению А. И. Журавского, вынужденной охранительной мерой, косвенным свидетельством нарастающего вытеснения старобелорусского языка польским (Жураўскi 1967, 350–351). Когда законы бывших союзных республик назвали свои языки государственными, то это также было актом защиты местных этнических языков.

В текстах законов не так уж часто встречаются прямые запреты употреблять какой-то язык[82]. Права языковых меньшинств нарушаются или вообще ликвидируется де-факто. Например, фашисты просто разгоняли национально-культурные центры, арестовывали их лидеров, закрывали газеты на языках меньшинств. При Франко остановилась письменность каталанского и галисийского языков; особенно жестоким репрессиям подвергались баски. В Италии при фашистах преследовались ретороманцы, словенцы, австрийские немцы; в Германии — серболужичане.

Юридическая дискриминация может состоять в неупоминании языка в законе или трактовке его как диалекта. Остальное — дело практики. В 1861 г. попечитель Виленского учебного округа в представлении министру народного просвещения писал: "В губерниях Виленской, Гродненской и Минской бо́льшая часть сельского населения говорит наречием белорусским, поэтому и народные училища в этих местностях должны быть чисто русские" (дат. по работе Шлюбскi. 1928, 335).

Законы о языке и права человека

Демократический закон о языке защищает право отдельного человека не владеть языком большинства. По закону, человек может обратиться в государственное учреждение на любом из языков, принятых в данном социуме, и учреждение обязано дать ответ на том же языке. В суде гражданин имеет право выступать на родном языке; закон предусматривает при необходимости участие в суде переводчика. Если заботиться о меньшинствах, то закон должен предусмотреть наличие перевода в документах частного лица — паспорте, свидетельствах о рождении, браке, в документах об образовании и т. п., а также на бланках, формулярах, в инструкциях по пользованию товарами и в визуальной информации (вывески, объявления, рекламы, афиши, плакаты и т. п.).

Закон защищает право частного лица говорить на родном языке в сфере обслуживания. Наиболее четко (если сравнивать законы о языке бывших союзных республик) об этом сказано в эстонском законе: "В сфере обслуживания и торговли обслуживающая сторона обязана применять язык, избранный обслуживаемым лицом". (Ср. соответствующую статью в украинском законе: "В Украинской ССР во всех сферах обслуживания граждан употребляется украинский или другой язык, приемлемый для сторон", В конфликтной ситуации статья не способна регламентировать выбор языка.) В эстонском законе есть также статья, защищающая право человека говорить на родном языке со своим начальником: "Руководящие работники общаются с подчиненным на избранном им языке" (ст. 5).

В демократическом обществе закон гарантирует, этническим группам населения возможность определенного образования на родном языке, но при этом не ограничивает граждан в выборе языка обучения (т. е. можно учиться и не на родном языке).

Однако эта общеправовая норма предполагает ряд существенных уточнений, а именно: при какой численности и какой компактности проживания лиц той или иной национальности возможны общеобразовательные школы на их родном языке? Какие ступени общего образования на языке национального меньшинства гарантирует закон: начальное, неполное среднее или полное среднее?

Доступно ли на языке меньшинства высшее образование и по каким специальностям?

О степени демократичности закона о языке можно судить по тому, определяет ли закон некоторый язык в качестве обязательного для изучения каждым гражданином (независимо от его родного языка и волеизъявления). Бодуэн де Куртенэ писал в этой связи: "По педагогическим и общегражданским соображениям в каждой школе долин быть обязательным как предмет изучения только один язык — язык преподавания. Но необходимо предоставить всем ученикам возможность усвоить себе тоже другие языки, каковы: язык, самый распространенный в государстве; язык, самый распространенный в данной автономной области; язык иноязычных сограждан данной самоуправляющейся единицы; языки, распространенные и получившие всемирное значение (вроде немецкого, французского, английского, эсперанто и т. п.); так называемые классические языки, латинский и греческий" (Бодуэн де Куртенэ 1913, 77–78).

В разноязычном социуме должны быть школы с разными языками обучения, а количественное соотношение таких школ должно зависеть от свободного выбора учеников и их родителей.

Законы о языке, Принятые в бывших союзных республиках, признают обязательным изучение государственного языка в общеобразовательной школе. Без сомнения, такое предписание — это реакция на десятилетия русификации, оно продиктовано тревогой за судьбу, иногда за само существование национального языка. Однако, когда культуры и языки перейдут от состояния "самообороны" к "мирной жизни", законы о языке окажутся ближе к тем общедемократическим принципам, о которых Бодуэн де Куртенэ писал в начале века. (Историко-биографический экскурс о Бодуэне см. на с. 127–131.)

Адмистративная практика

При всей важности программных и законодательных мер все же решающее значение в национально-языковой политике имеет деятельность государства по их осуществлению. Не раз декларированное равноправие языков и народов оставалось равноправием лишь на бумаге. Например, по декрету Сейма Польши в 1925 г. общеобразовательные школы в Западной Беларуси могли быть и на польском и на белорусском языках. Выбор языка зависел от родителей учеников. И тем не менее, несмотря на десятки тысяч заявлений о желании учить детей в белорусских школах и даже на то, что Министерство просвещения Польши подготовило комплекты белорусских учебников, белорусские школы так и не были открыты.